ПЁТР МЕЖУРИЦКИЙ

ПОД СОМНОМ ЗДЕШНИХ ЛУН

ПАЛОМНИЧЕСТВА

1.

Так и быть, спасая душу,
я Субботу не нарушу,
а нарушу понедельник,
не в своих глазах бездельник,
любящий, как человек,
чудо-юдо рыбу хек, –
всё равно другой в продаже
нет в УССР, а в Раше,
где страны советской цвет,
не волнуйтесь – тоже нет.

2.

Я свалю в Москву и сунусь
со стихами прямо в «Юность»,
ежемесячник ЦК
комсомола на века;
там один из местных старцев –
Коркия или Самарцев –
скажет, прочитав стихи:
– К сожалению, хи-хи,
ёлки-палки, правый Боже,
мы ничем помочь не можем
ни себе и никому,
хоть бросайте нас в тюрьму,
как ни жаль своих седин,
для чего тут и сидим
в экзистенциальной тьме,
хорошо хоть не в тюрьме.

3.

Завязав такие связи,
я отправлюсь восвояси
под небес честную милость, –
ни черта не изменилось:
на Москве всё тот же сноб,
а в красавице-Одессе,
кто не древнеримофоб,
тот племянник тёти Песи,
хоть иные – чернь и знать –
могут этого не знать
о других и о себе, –
вот и свет погас в избе,
спят, как не бывали в стрессе,
Молдаванка и Пересыпь,
и под сонмом здешних лун
в зоопарке слон уснул,
и, свою спасая душу,
я Субботу не нарушу,
даже если б захотел,
отчего и город цел.

4.

От Перми и до Тавриды
ходят по полю гибриды,
а отец всему основ
в мавзолее спит без снов,
словно в баночке тунец –
вот и сказочке конец
про стрелу и тетиву,
за Одессу и Москву,
раз уж мы и впрямь такие,
а ведь есть ещё и Киев,
всем хорош, как «не могу»,
весь на правом берегу,
что позавчера, что днесь –
или всё-таки не весь?

5.

И зачем я, джентльмены,
вспомнил наши ойкумены,
на себя беря свой след –
ох уж эта старость лет.

ЭПОС ЧАСТНОЙ ЖИЗНИ

1.

Гуревич не забил пенальти,
Паламарчук играл на альте,
Петров не выходил из комы –
все трое были не знакомы,
но ехали в одном трамвае,
что в жизни иногда бывает.

2.

Внезапно всё переменилось:
кто в милость впал, а кто в немилость,
но всем досталось будь здоров:
Паламарчук забил пенальти,
Гуревич в кому впал, на альте
Исполнил Вальс Цветов Петров.

3.

Прошли года. Вдали от Нила
судьба Гуревича хранила –
всё у него сейчас пучком,
Петров не избежал ареста,
и достоверно не известно,
что стало с Паламарчуком.

4.

Вот так и мы с тобой, читатель,
пока живём, налоги платим,
но в бесконечности дурной,
хоть до конца времён зависни –
роман есть эпос частной жизни,
как было сказано не мной.

СЛЕД

1.

Библиотека областная
была подобием Синая,
где, тем не менее, зажали,
представь, те самые Скрижали –

и где же мне их было взять,
когда ничей я не был зять,
а варианта – в синагоге –
я не рассматривал, о, боги?

2.

И так, я взял Скрижалей след…
Когда встречался мне конь блед,
как ни смешно, на самом деле,
я приходил в себя недели
две, навсегда раздавлен весь
тем, что напрасно держит здесь.

3.

На какой по счёту день
сотворил Господь людей
в некотором роде дважды,
знает далеко не каждый,
и притом не только зверь –
что? Не веришь? Ну проверь
так ли верен скепсис мой,
и вернись живым домой,
клясться именем всех благ,
что из дома ни на шаг
больше в бездну головой,
раз уж всё ещё живой.

4.

В общем, той библиотеке
областной: «Прощай навеки
или парочку веков», –
я сказал и был таков
дураков без, а Скрижали
с той поры подорожали,
что понятный вариант:
всё же – антиквариат.