МИХАИЛ СИНЕЛЬНИКОВ

СТИХОТВОРЕНИЯ

ВСЁ ПРОШЛО

На холмах за кустами фисташек –
Легионного кладбища лом,
Там – какой-нибудь Ян или Сташек
Под железным латинским крестом.

Чуть пониже, на склоне сутулом,
На киргизских колючих ветрах, –
То, что было чеченским аулом
И ушло, и рассыпалось в прах.

Всё полвека назад проржавело,
Но вершинам тянь-шаньских громад
Снится Терека буйное тело,
Галицийский тоскливый закат.

Над скоплением хат и кибиток,
В глубину отступающих лет
Продвигается огненный свиток,
Проливается мстительный свет.

На просторах имперской разрухи
И в сумятице нынешних смут
Только девочки детства, старухи,
Как-то молятся, чем-то живут.

Так услышь этот поздний звоночек
И в пустых небесах обнаружь
Из телесных своих оболочек
Исходящее воинство душ.

ЗЕРКАЛО

Вот – зеркало… Напрасны шум и ярость.
Но это понимаешь под конец,
Лишь в старости постичь умеешь старость,
И я не знал, что думает отец.
Он вдруг увидел маску Гиппократа…
Не то чтоб смерть оплакивал свою –
Его моя печалила утрата
И наблюдал он, стоя на краю
Тех областей, откуда нет возврата,
Как я сейчас у зеркала стою.

МЫС ХАМЕЛЕОН

Солнечным прикинулся и милым
Мрачный кряж, хамелеон и лгун.
Повела тропинка к Фермопилам
Вдоль японских отмелей и дюн.
Вот он вновь, задымлен и обветрен,
Стал фиордом, скрылся за дождём,
Ибо мы с голубоглазой Кэтрин,
Говоря о Гамсуне, идём.
Мало жил жених её норвежец,
Многое умевший… Например:
Гонщик, живописец, конькобежец,
Алкоголик и миллионер.
Год назад сгоревший в авторалли,
Вновь горит он оттого, что мы
Жизнь свою друг другу повторяли,
Восходя на лживые холмы.

Что еще всплывёт из переката
Голубых столкнувшихся пустынь?
Мак цветёт, благоухает мята,
Слабо пахнет поздняя полынь.

***

Когда душа единственная в мире
Глядится в отражение своё,
Всегда один соблазн в пустой квартире –
Как в зеркало войти в небытиё.

Скорей увидеть близнеца, с которым
Расстались мы на столько долгих лет…
Моя душа зеркальным коридором
К нему пойдет на слишком яркий свет.

***

Посмела передать нам кисть евангелиста,
Как смоляная прядь нежна и шелковиста;
Как нежен этот круг и сколько благодати
В тревоге этих рук, обнявших мир дитяти.
Но из потока дней душа летит всё чаще
Не к юности твоей, а к старости скорбящей.
… Виденья крестных мук и гулкий на помосте
Ужасный этот стук по дереву, по кости.
Седая голова и вечер на чужбине,
И моря синева, кипящая доныне.
Лет восемьсот поют на башнях муэдзины.
Внизу – торговый люд, кафе и магазины.
А я хочу, что мне напомнили о Боге
В туманной глубине моей земной дороги.
Люблю воды речной застывшие мгновенья
И этот праздный зной, и сладость омовенья.
Забыт подземный храм, во тьме заглохла хрия…
Я принял бы ислам, когда бы не Мария.

ТОЛСТОЙ

Розовые, бледно-голубые
Томики Плутарха в сундуке…
Кровь войны увидевший впервые,
На войну он едет налегке.

До заката тянется каруца¹
По степи молдавской в знойный день.
Вот поют цыгане и смеются,
И читать, и думать стало лень.

Моря плеск и слово Фемистокла
В синеве проносятся над ним.
Но сегодня Греция поблёкла,
Потускнел Египет, выцвел Рим.

Через годы выплывут в тумане
Только степь и неба благодать…
Пушки на Малаховом кургане,
Огрызаясь, будут грохотать.

Сладко, сладко низвергать Шекспира,
Презирать и Цезаря и Пирра
Всем наперекор и невпопад.
Впереди – завоеванье мира,
«Рубка леса», жизнь, «Хаджи-Мурат».
___
¹ Каруца – молдавская повозка, запряжённая волами.

***

Вновь берег моря, людный и пустынный,
Он был тобою населён тогда…
И всё несёт свои аквамарины,
И всё темнеет быстрая вода.

Всё кажется, что недоговорили…
И вдруг настала новая пора,
Вот почернели всплески синей пыли,
Заголосили все прожектора.

В исходе жизни, посредине лета
За горизонт в отчаянье продлю
Мысль о тебе, свирепый выкрик света,
От корабля посланье кораблю.

РЕКОНСТРУКЦИЯ

Снова просят в России. И снова
Просят яростно – ради Христа.
И сгущается мгла золотого,
Храма грозная высота.
Облик радостен, голос печален,
В эти лица не надо глядеть,
И насыщена плеском купален
Литургии победная медь.

МОНАСТЫРИ

                        А.П. Межирову

Монастыри на севере Молдовы…
Так сердцу опустелому нова
Там весело-весенне-молодого
На ветхих фресках неба синева.

Её не прячут от жары и стужи,
Всю вынесли под вьюги и дожди.
Сияют эти росписи снаружи.
Безмолвно об исчезнувшем суди.

Хмелеет сердце от лазури пьяной
И от того, что всё сотрут века,
Но синей краски больше над поляной,
Над облаком, глядящим свысока.

ШВЕЯ

Там всюду образцы и выкройки лежали
И прыгали клубки.
Казались тяжелы от счастья и печали,
А в памяти легки.

Как, расшвыряв шитьё, шампанское мы пили!
Не уставали пить…
Вдруг распустила ты всё то, что мы любили,
Перекусивши нить.

Когда в манто до пят с атласным псом в камзоле
Пересекаешь луг,
Где эти выкройки, уколы, промельк моли,
Где эта комната? И вдруг

Всю нашу жизнь вдохнёшь, и всю одновременно:
Мгла, за окном – снега,
Мой диковатый взгляд, и вата манекена,
И запах утюга.

ТРОФЕЙНАЯ ЖИВОПИСЬ

                        А.И. Эпп, В.Г. Руденко

Конечно, Ивелину Лемонье
Мане любил, и вечен взгляд влюблённый,
К незримой прикоснулась полынье
Рука Сезанна резкостью зелёной.

Недаром был запретен и гоним
Сезанна Бог, прикинувшийся грушей!
Распалось мирозданье, и за ним –
Горячка переливов и удуший.

Кружащиеся женщины Дега,
Всезнающие, грезящие спины,
И дерзкая танцовщицы нога,
Оспорившая истину рутины.

Гогеном сотворённые цветы
И розы покупные Ренуара
Лицом к стене средь вещей пустоты
Стояли, не утратившие жара.

И вижу я, как жизнь моя пестра,
И нет конца мечтаньям и обманам,
И всю её изобразил Сера
На берегу пустынном и песчаном.

А жаждавшие чуда наяву,
Забывшиеся в обладанье мнимом,
В такую же густую синеву
Все вылетели с освенцимским дымом.

ВОСТОЧНАЯ МОСКВА

Москвы восточной ветер летний,
Неосязаемо-сквозной,
И в этом ветре всё заметней
Дыханье Азии родной.

Гул азиатчины родимой,
Речной и лиственной молвы,
Тот ветровей, который мимо
Восточной не пройдёт Москвы.

Вздохнёшь – и весь перед глазами,
И весь – как радужный туман,
Путь до Ташкента и Казани,
От этих чайных до чайхан.

Где жизни красочный излишек,
Где чайники и кренделя?
Лишь некий дух в толпе домишек
Блуждает, ветви шевеля.

В душе ношу его?.. Навряд ли…
Не в силах выразить… Но здесь
Понятней Хлебников и Татлин
И всё, что с нами стало днесь.

Свет облаков аляповатых,
Сирень в цвету – не разглядишь
Мглу балаганов и палаток,
Футуристических афиш.

Мир обречённый и нетленный,
С моей душой сгори дотла!
Ты в небо незапечатленной,
Русь Уходящая, ушла!