ТАТЬЯНА ОРБАТОВА

НЕБО С ЖУРАВЛИКОМ УВЕКОВЕЧИВ

ВГЛУБЬ

«…Какая польза человеку,
если он приобретёт весь мир,
а душе своей повредит?..»
Евангелие от Матфея 16:26

1

Смотришь на звёзды, падаешь в свой колодец.
Дно, как аквариум, в зеркале – быт-уродец.
Нежная рыба без чешуи в рассоле
плавает рядом, время твоё мусолит.
Нежная рыба к веку плывёт и к глазу,
видит в зрачке условность, или не сразу.
Птицы вьют гнёзда, ветер доносит песни.
Смотришь на звёзды и на ладони лестниц,
что-то неладное не замечаешь сходу –
воду глотаешь, воду глотаешь,
воду.

2

Корни всех слов
силой одной сплетаются,
мирятся в солнечном слове,
но без него скитаются.
Боготворятся в нём, на языках роятся.
Так имена братаются
с небушком в святцах.
Так просыпаются с хлебушком-словом дети.

Душно в колодце, к ночи холод и ветер.
Что-то болит. Глубина ли?
Камешки бренные,
стен гримуары с ятями и теоремами,
споры с собой, образами, c альфа, омега,
Лотом, не помнящим соль и не знающим снега.

Клювом малюет лесенку чёрная курочка,
квочкой прикинется, душенькой в перьях,
дурочкой.

3

Если родился на свет, если могуч твой ор,
ключ тебе будет.
Дверь распахнётся. Или – на спор
болью распашут тело,
болью разбудят.

Ветер зашепчет, сонно тростник качнётся:
что там внутри пещерного инородца?
Если как глина речь и язык не залип,
вылепят сердце твоё –
мягкое сердце-всхлип.

Слышишь Пиндара? Всхлип он несёт,
словно знамя –
каждый распятый слог
вечный – богами занят.

4

Крылья к зиме распустил
ангел на ветке акации,
в сердце своём человека баюкает.
Сон человека – болезнь гравитации,
камень за пазухой, чудище обло сторукое.

Нежная птица – дива и солнечный свет –
нянчит чужое время на сломанной ветке.
Мира взыскует ум, суета сует,
смерч водянисто-красный в сердечной клетке.

Дети швыряют камни, к кринице бегут.
Что им какая-то птица с нездешним взглядом?
Бросят монетку «на счастье», чего-то ждут.
Дети дурачатся.
Мячик, снежки, снаряды…

5

Падает камень во тьму, лодку качает.
Падает камешек вглубь, в чьи-то печали –
всё всколыхнёт – от мечты до скорбей,
горьких и сладких позорищ,
тёмных кровей.

Мати камням всем, бело-горючий пламень
сон-Алатырь, в землю ложится камень –
ищет проросшего слова, божью пшеницу
в стане гробующих.
К месту ли им синица?..

К месту, как коконы бабочек в адовых шахтах,
там, где психеи с амурами на брудершафтах,
слова не зная, томятся предчувствием речи,
небо с журавликом увековечив.

Мысли – увечные дети, рабы сквернословия –
в головы-мячики,
в головы – шишки еловые…
Лодочка тонет, пока паладиновы внуки
глубь – журавлиным пером –
баламутят от скуки.

6

Здесь зима на подходе.
Сирены бессильны – воют в окна больничные.
Здесь нужда в кислороде
и до самого дна голоса обналичены.
Здесь пустоты границ освещают снаряды,
но по-прежнему блеск золотого сечения,
Здесь извечны луна и плеяды,
но их время имеет значение.

Время – плотный стежок
в сновиденье адамовом,
лигатура для ран, истекающих словом.
Говори, не молчи,
сколько времени жалобам
и природных законов в значении новом.

Сколько в слове опальном
несбыточных целей,
сколько истин избитых
до порванных ртов.
И какую из всех цитаделей
холод времени выбрать готов.

7

Падает звезда, собой ведома,
видит приоткрытое окно,
будничность расхристанного дома.
Будничность – судьбы второе дно.
Первое – в ночи неотвратимо
мягко холодит твоё лицо –
долгий сон души, смотрящей в зиму,
словно бездны вдох над деревцом.

Долгий сон, где вопленица плачет
и остры булавки голосов,
но не имут сраму.
Что-то значат
облака почти реальный шов,
нежный иней на увядших розах,
небо в блёстках, падающих вдруг.
Бросил камни дед в «Метаморфозах»
и, гляди-ка, «встаньте, дети, в круг…».

Пеночка осваивает звуки,
ботало на шее у скота.
Чьё-то имя в кожаной косухе
о полётах грезит неспроста –
ищет роль свою в мифологеме.
Видит око свет, да зуб неймёт.
Но когда у имени есть время,
кажется, что лодочка плывёт.

ноябрь 2021

БЛЕСК АМАЛЬГАМЫ

«Открытием Укбара я обязан сочетанию зеркала и энциклопедии»
Хорхе Луис Борхес «Тлён, Укбар, Орбис Терциус»

Ещё вблизи сон прожитого лета,
но слишком долог коридор затмений.
В плену зрачок и нет иммунитета –
чем призрачней узор, тем вдохновенней.

И сумрак слова в блеске амальгамы
чуть мягче тени, нежностью припудрен.
Но вспомнишь боль и – кровоточат шрамы,
но вспомнишь год и – поседеют кудри.

Что память, если нищий на пороге
вот-вот уснёт, освоив метакосмос.
Качнётся город на цепи тревоги,
но нищий – здесь, и снова безголосый.

Ему – иерархические птицы¹
почти как шляпки древние с плюмажем.
Качнётся город, чтобы прислониться,
а ты его не опознаешь даже.

Он – сад во тьме, обугленный до камня,
пьёт зеркало мифических столетий –
там книжный дух и в свет открыты ставни,
там, кажется, играют чьи-то дети.
___
1 «Иерархические птицы» – картина Марка Ротко.

14.12.2021

ЧТО-ТО ДВИЖЕТСЯ

Что-то движется в небе почти наугад.
Птица к дереву льнёт, и фронт атмосферный.
Звук летит мотыльково, но мир языкат –
пращур слово отведал в люльке пещерной.
Или брызнуло млеко, пригубил бог
чей-то слог, не успевший вылиться в реку.
Или «грека» приехал, поскольку мог
небо втиснуть в щепоть и вцепиться крепко.

Что-то движется. В чёрную книгу горл
звук слетает от дрожи космических нервов,
и ярится внезапно, рождая шторм,
и становится безразмерным.
Мир чадит городами, из дымных вод
вьётся временем жизнь в головах и чревах.
На отдельный роток среди тысяч зевот
не накинет платок Пресвятая Дева.

Что-то движется влёт – пулей в белые сны,
слово бьётся о стену в надежде выжить.
В абстинентной горячке на пике весны
кто-то – ржавчину мира напишет рыжей.
На железные нервы и глиняный лоб
мёд прольётся последний, скрывая душу,
чтоб к обедне из сердца потёк сироп,
но движения не нарушил.

9.10.2021

ОТБОЛЯТ ВРЕМЕНА

Отболят времена, пустота отмолчит,
за подкладкой плаща отзовутся ключи,
и воротятся белые птицы,
чтобы в небе твоём отразиться.
По снегам и по лужам – по миру пойдут
все, кто были, кто нужен, кто там и кто тут.
Или – просто пойдут дни за годом
с человеком, дождём, пароходом.
Не от общего к частному, не вопреки,
пусть черны оба берега тёмной реки,
или морем завещанный берег
не боится, не просит, не верит.
Скажешь имя, успевшее голосом стать,
так посмертную маску срывают и вспять
прорастают душою из плена –
из янтарной смолы, из полена.

4.01.2022

НИ КУДА НИ ГДЕ

«Чтобы правильно задать вопрос,
нужно знать большую часть ответа»
Роберт Шекли «Верный вопрос»

«Одно было уж верно:
белый котёнок был тут ни при чём»
Льюис Кэрролл. «Алиса в Зазеркалье»

Дальний лес, не обозначенный на картах
белый-белый.
Ворон бед ему не каркал.
Неисхоженные стёжки вором,
хмурым зверем от бесхлебья хворым.

Белый-белый дом в тиши,
едва часы идут.
У заимки две осины хороши и дуб.
День на цыпочках секундных повторений –
белый-белый день,
закат его сиренев.

То ли звуки в том лесу, как сталь слоённая,
то ли речи – небылицы потаённые –
поневоле не глаголется, не славится,
не лукавится,
не голосится здравица.

Ни вины там нет,
ни холода меж двух огней,
ни наречий, языков, уснувших на войне –
крепкий дух лилейного пространства –
косточка небесного гражданства.

Чем она болела,
чьей белела волей, уходя в себя
от славы митрополий…
На неё идущие полки
в землю усыхали – до реки,
до корней утробы, до густой
травяной мольбы
за упокой.

…Белый-белый хлеб, не выпеченный к ночи –
идолами рода, что до слов охочи.
Ветер снов – Равель земных равнин –
умершей инфанты господин,
речи убаюкивает звуком.
Голосом становится разлука.
И повсюду звон – до асимптоты,
с волнами играют галиоты,
«блинчиками» пляшут по воде –
ни куда скользят они, ни где.

13.01.2022

ИДЁТ ВЕСНА, ЗА НЕЮ ЛЕТО

Конец зимы у самой бездны.
Багряных лезвий дух железный
и льда синеющего даль
несёт воинственный февраль.
Густеет кровь и болен цезарь,
в грибной мицелий метит цезий,
и вопленное, племенное –
чернее угля, козырное
всё ищет жертвенный калач,
всё пуст живот.
Трубит трубач.
Заката пламень, heavy metal.
Идёт весна, за нею – лето,
они не могут не идти,
как время жизни и дожди.
В пространствах памяти – воздушный
привольных песен голос южный
и нежность мальвы, и ковыль –
любви молитвенная быль.

20.02.2020