АЛЕКСАНДР КАРПЕНКО

РИФМЫ НЕИСТОВОЙ РИММЫ
(Таисия Вечерина, Лола Звонарёва,
Труды и дни Риммы Казаковой:
«Отечество, работа и любовь…» –
М., «Academia», 2018)

Полифоничная биографическая повесть Лолы Звонарёвой и Таисии Вечериной рассказывает нам о жизни яркого поэта-шестидесятника Риммы Казаковой. Её выход в свет приурочен к десятилетию ухода из жизни известной писательницы. Жизнь незаурядного человека как увлекательное путешествие длиною в судьбу – так преподносят свою книгу авторы. Римма Казакова – одна из тех, кто творил послесталинскую «оттепель». Книга называется «Труды и дни», по аналогии с произведением второго (после Гомера) из дошедших до нас древнегреческих писателей – Гесиода. Таисия Вечерина – подруга Риммы Казаковой ещё со студенческой скамьи. Мне представляется очень важным для повествования, что однажды Казакова спасла Таисии жизнь. Врач, оперируя Таисию по поводу аппендицита, оставила у пациентки в брюшной полости салфетку. Развился перитонит. И только решительные действия Риммы Казаковой предотвратили непоправимое. И данная книга – благодарность подруги за то своё давнее спасение. Вся жизнь – благодарность.

То, что повествование ведётся сразу в двух плоскостях – биографической и литературоведческой, придаёт книге Вечериной и Звонарёвой особое звучание. Появляется трогательность, не свойственная обычно сугубо биографическим или литературоведческим работам. Линия судьбы и линия творчества Риссы Казаковой – две параллельные линии, которые постоянно пересекаются. Возьмусь утверждать: человек, прочитавший книгу «Труды и дни Риммы Казаковой», при необходимости легко сможет сделать увлекательный доклад по жизни знаменитой поэтессы. Отсчёт творческой биографии Казаковой можно вести с того момента, когда она, маленькая девочка, написала стихотворение отцу на фронт:

И я жду того главного дня,
когда немцев прогоним проклятых.
Ты придёшь, поцелуешь меня,
и обнимешь и маму, и брата.

Такая поэзия идёт, прежде всего, не от образного мышления, а просто от мышления в рифму. Зато у неё нет никаких тематических преград – она легко повествует обо всём на свете от первого лица. Такие стихи проще переводить на другие языки. Мы видим, что некоторые особенности стиля Риммы Казаковой проявляются уже в её детских стихотворениях. Русский народ в основной своей массе предпочитает всё-таки стихи не метафорические, а разговорные. Поэзия Казаковой, по её собственным словам, это «думание напрямик»: «из первых книг, из первых книг, / которых позабыть не смею, / училась думать напрямик / и по-другому не сумею». Но и камерная лирика, и поэтическая публицистика оказались востребованными временем. У Казаковой настолько сочный, точный язык, что можно и не заметить отсутствие метафор. Зато такие стихи, хотя и не фонтанируют скрытыми смыслами, не вызывают трудностей в абсолютном их понимании.

Приснись мне, а то я уже забываю,
Что надо любить тебя и беречь,
Приснись, не сердись! Я ведь тоже живая…
Приснись, прикоснись, можешь рядом прилечь…
Приснись мне усталым, покорным, тяжёлым,
Приснись, как горячечным грезится лёд…
Как снятся мужья своим брошенным женам,
Как матери – сын, а ребёнку – полёт.
И вот я ложусь. Опускаю ресницы,
Считаю до сотни – и падаю вниз…
Скажи, почему ты не хочешь присниться?
А может, я сны забываю… Приснись…

Книга Вечериной и Звонарёвой – очень подробная. Ничего не упущено, всё более-менее важные вехи жизни Риммы Казаковой показаны выпукло и динамично. Слава летела к Римме Казаковой со всех сторон. Трудно представить, чтобы её литературная судьба каким-то непостижимым образом не состоялась. Даже отъезд из Ленинграда на Дальний Восток, в сущности, тоже лёг в её творческую копилку. В юности, когда сил много, хорошо ставить перед собой большие задачи, не бояться испытать себя на прочность, окунув в непривычную среду. Николай Доризо, Николай Старшинов, Евгений Евтушенко, Даниил Гранин, Александр Твардовский приняли самое непосредственное участие в судьбе молодой поэтессы. Её известность ширилась. Вот что написал о ней Кирилл Ковальджи, который был неизменно чуток к чужим дарованиям: «Имя Риммы Казаковой неотделимо от лёгкой ауры легендарности. Ворвалась в шумную компанию шестидесятников откуда-то с Дальнего Востока. Произвела фурор: молодая, красивая, заводная, талантливая – чёрт в юбке. Кажется, успех пришёл к ней сразу – её окатило жаркой волной тогдашней всеобщей любви к поэзии. И на гребне этой горячей волны она чувствовала себя как рыба в воде. Лёгкая на подъём, весёлая, щедрая, неистощимая. И не без привкуса авантюрности. Её победоносное счастливое самоутверждение сродни евтушенковскому – оно совпало с мироощущением первого послесталинского молодого поколения. Стихи Риммы Казаковой звенели – отличимо-личные, узнаваемые и одновременно – поколенческие, наши, шестидесятнические».

Быть женщиной – что это значит?
Какою тайною владеть?
Вот женщина. Но ты незрячий.
Тебе её не разглядеть.
Вот женщина. Но ты незрячий.
Ни в чём не виноват, незряч!
А женщина себя назначит,
как хворому лекарство – врач.
И если женщина приходит,
себе единственно верна,
она приходит – как проходит
чума, блокада и война.
И если женщина приходит
и о себе заводит речь,
она, как провод, ток проводит,
чтоб над тобою свет зажечь.
И если женщина приходит,
чтоб оторвать тебя от дел,
она тебя к тебе приводит.
О, как ты этого хотел!
Но если женщина уходит,
побито голову неся,
то всё равно с собой уводит
бесповоротно всё и вся.
И ты, тот, истинный, тот, лучший,
ты тоже – там, в том далеке,
зажат, как бесполезный ключик,
в её печальном кулачке.
Она в улыбку слезы спрячет,
переиначит правду в ложь…
Как счастлив ты, что ты незрячий
и что потери не поймёшь.

Сам я не был лично знаком с Риммой Казаковой. Однако выступал в Мирном, Нерюнгри, Якутске, других городах и странах, в которых побывала поэтесса. Бывал в Монголии, Азербайджане, Белоруссии. Какие-то моменты из творческой жизни шестидесятников совпадают с теми, которые были у нас уже в восьмидесятых. В частности, «голосовой самиздат». Неподцензурные стихи мы старались не печатать, а читать с эстрады или петь. В книгеВечериной и Звонарёвой много цитат из творчества Риммы Фёдоровны. Она подробно писала о своих поступках и их мотивах. Поэтому рассказывать о ней лучше всего её же собственными строчками.

Перестрадаешь – поймёшь.
Станешь добрей и сильнее.
Силу на горе помножь –
И не расстанешься с нею.
Перестрадаешь – поймёшь.
Хоть велика будет плата.
Что неприемлема ложь,
как бы ни ранила правда.

… перестрадаю, пойму.
Всё, что сжигало. Сжигаю.
Но никому, никому –
Этого не пожелаю.

Читая книгу о Римме Казаковой, словно бы пролистываешь от начала до конца историю советской страны. От сталинских времён до перестройки и рубежа второго тысячелетия. Конечно, трудно выдержать трёхсотстраничную биографию на одном дыхании. Но местами книга пробирает до дрожи. Например, там, где идёт рассказ о том, как писательница вылечила от наркомании своего сына. В книге много неожиданных, малоизвестных фактов из жизни Казаковой. Римма Фёдоровна была наполовину еврейка. И сегодня об этом уже можно говорить открыто, не боясь сглазить её репутацию. Казакова замечательно перевела на русский язык «Тум-балалайку». После перестройки, уже в зрелом возрасте, Римма Фёдоровна крестилась. Она получила церковное имя «Римма». В православной традиции «Римма» было мужским именем. Так звали одного из раннехристианских мучеников.

Многие стихи Казаковой стали популярными песнями: «Я тобой переболею», «Мадонна», «Ты меня любишь», «Безответная любовь». Песни на её стихи исполняли Майя Кристалинская, Ирина Аллегрова, Александр Серов, другие звёзды эстрады. Она была очень общительной, умение дружить не покидало её до последних дней жизни. С большим удовлетворением прочёл я о том, как она помогала в последние свои дни моему другу Льву Болдову. Книга Вечериной и Звонарёвой сделала, казалось бы, невозможное: я полюбил стихи Риммы Казаковой, «моцартовскую» природу её таланта.