НАИЛЬ МУРАТОВ

ГОСПОДИН ГОЛЬДБЕРГ И МАРИЯ
рассказ

Его костюм и туфли стоили целое состояние. В сутолоке и многоголосице аэропорта этот шикарно одетый господин казался чем-то инородным. Вышагивая взад-вперёд вдоль остеклённой стены терминала, он периодически останавливался, чтобы нервно вытереть лоб салфеткой. Выглядел лет на сорок пять, максимум пятьдесят – моложе, чем во время их предыдущей встречи. Единственной, но врезавшейся в память до конца жизни. Или даже до её начала, Стелла уже ни в чём не была уверена. Не так давно она узнала его на фото в глянцевом журнале. Имя, конечно, другое, но чему удивляться! Скользкий тип, недаром она так его ненавидела. Сидя в открытом кафе в торце терминала, Стелла нервно стискивала телефон. Собиралась позвонить подруге и на тебе, увидела призрак. Рано или поздно их взгляды встретятся, и что тогда? Разве она не могла ошибиться? Можно ли полагаться на память по прошествии стольких лет! Её лихорадило: возможно, сейчас всё откроётся, наконец! Если этот холёный господин равнодушно отведёт глаза и продолжит своё абсолютно бесполезное движение, то подтвердит тем самым, что она просто ненормальная. Причём не только в переносном смысле, но и в прямом, со справкой из дурдома. На что ты надеешься, Стелла? Что твоя любовь существовала не только в воображении? И что подруга зря прозвала тебя «монашкой»? На миг её захлестнуло острое желание уйти незамеченной, она даже потянулась к рюкзаку, брошенному на соседний стул. Но побег – проявление малодушия: о себе лучше знать правду, какой бы горькой она ни была. И потом, всегда остаётся шанс, что этот человек узнает её! Шанс мизерный, но даже и им не стоит пренебрегать. Достав из сумочки зеркало, Стелла с удовлетворением заметила, что время пока к ней милосердно. Кожа гладкая, да и глаза не утратили того небесного блеска, что во все времена сводил мужчин с ума. И даже Того единственного, в присутствии которого она сама теряла рассудок – мужчину с большой буквы. Если, конечно, он когда-либо существовал.

О Нём она могла говорить бесконечно, но только сама с собой. Кто ты теперь, Стелла, соломенная вдова или просто обманутая жизнью тварь?! Его смерть и была форменным обманом, хотя касался он только одного человека – женщины, от которой осталась лишь полупустая оболочка, иногда называвшая себя чужим именем. Библейским, вот в чём ирония. Зато тот, что вышагивал сейчас по терминалу, был Ему полной противоположностью. Может, он и не родился неисправимым негодяем, но попробуй-ка заставить себя относиться к нему иначе! Что ни говори, а каждый сам выбирает свою судьбу и затем несёт крест на собственных плечах. И не нужно большого ума, чтобы это понимать. Подняв глаза, Стелла заметила, что тот, за кем она наблюдала, теперь сам не отводит от неё взгляда. Вот он, момент истины! Ощутив комок в горле, она попыталась взять себя в руки. Не делай глупостей, Стелла! Ну, смотрит он на тебя, это ещё ничего не доказывает, сейчас отвернётся и продолжит путь. Таких, заворожённо уставившихся на неё и при более нелепых обстоятельствах, хватало и раньше.

Но он, обогнув решётчатую отгородку, решительно направился к её столику.

– Можно? – поинтересовался с ироничной улыбкой.

– Попробуйте, – равнодушно пожала плечами она.

Что-что, а изображать равнодушие она умела! Как и многое другое. Научилась, иначе никогда не покинула бы психушку. Хотя какую опасность для окружающих может представлять пятнадцатилетняя девочка с безобидной формой раздвоения личности? Вот только было ли оно, раздвоение? Сердце Стеллы колотилось так, как, возможно, никогда ранее. Не исключено, что ближайшие несколько минут перечеркнут половину её жизни. Точнее, четырнадцать лет из двадцати девяти.

– Давайте не будем даром терять время, – нетерпеливо предложил он. – Полагаю, вы догадываетесь, кто я?

– Вы – господин Гольдберг, – ответила она со сдержанной улыбкой.

Гольдберг нахмурился, ответ его не устроил. Неужели ждал, что Стелла назовет настоящее имя? Или просто недоволен тем, что его инкогнито раскрыто? Но о каком инкогнито может идти речь, если твоими портретами пестрят обложки журналов?! Как же, известный финансист, удачливый инвестор! Мечта любой незамужней женщины. Увы, насквозь фальшивая мечта.

Так она ему и сказала, а он не стал спорить. Казалось даже, что вообще не слушает, думает о чём-то своём. Возможно, так оно и было, во всяком случае, голос его, когда она замолчала, прозвучал отстранённо:

– Куда вы летите?

– В Лондон. К подруге.

Он ухмыльнулся. К подруге – важное уточнение. Психологически необходимое, чтобы дать ему возможность развить натиск.

– Давайте, я вас туда доставлю. У меня собственный самолёт.

Она спросила с откровенной насмешкой:

– Вам тоже надо в Лондон?

– Нет, – с лёгкостью признался он. – Но пусть вас это не беспокоит. Мне всё равно, куда лететь.

Паузу, возникшую после его слов, заполнила официантка, принёсшая меню потенциальному клиенту. Гольдберг вопросительно взглянул на Стеллу.

– Ничего не нужно, – бесстрастно обратилась она к официантке. – Мы уходим.

Подхватив её рюкзак, кстати, довольно тяжёлый, Гольдберг направился к выходу из кафе с таким облегчением, будто обрёл свободу после длительного заключения.

– В багаж ничего не сдавали?

– Нет, всё моё со мной! – сказала она.

– Тем лучше, – заметил он. – Меньше мороки.

Она пожала плечами. Меньше мороки или больше – какая разница, когда на кону твоё будущее. А, может быть, и не только твоё. Ведь не зря же тут объявился этот господин! Господь ничего не делает просто так.

– Самолёт будет готов минут через двадцать, можно пока пройти досмотр. И не бойтесь, приставать к вам я не собираюсь, – предупредил он.

– Попробовали бы, – спокойно произнесла она.

Досматривали их в отдельной отгородке для особо важных персон, и заняло это всего пару минут. До самолёта добрались на отдельном микроавтобусе, что тоже не отняло много времени. Но подниматься на борт Гольдберг не стал, а, бросив рюкзак стюарду, направился к хвостовой части. Стелла послушно поплелась следом.

– Впечатляюще, правда? Не устаю удивляться прогрессу! – воскликнул он, указывая на двигатели. – А ведь каких-то двести-триста лет назад путешествовать можно было в лучшем случае на повозке.

– Вам действительно всё равно, куда лететь? – перебила его она.

– Да, я же сказал, – подтвердил Гольдберг. – Надеюсь, подруга встретит вас в Хитроу?

– Нет, у неё не получилось отпроситься с работы, – пояснила Стелла, что вызвало у него ироническую улыбку. На сухое замечание, что её подруга – очень ответственный человек, он отозвался довольно-таки ядовито:

– Поверьте, без друзей жить проще: никого не потеряешь, и никто тебя не предаст.

– Вы рассуждаете как финансист! – упрекнула его она.

– Просто как умудрённый жизнью человек, – вздохнув, возразил он. – Идёмте, нам пора.

Поднявшись по трапу, они прошли в салон и уселись в обитые кремовой кожей кресла. На столешнице красного дерева покоилась вырезанная из оникса пирамида. От неё исходил едва слышный запах сандалового дерева.

– Посидите, мне нужно поговорить с пилотом, – неожиданно сказал Гольдберг.

Спустя минуту заработали двигатели. Их мягкое шуршание не резало слух, скорее, усыпляло. Стелла вновь открыла сумочку и тут же закрыла. Это нервное, нужно успокоиться. По сути, ещё ничего не ясно, и это нелепое совместное путешествие может оказаться очередным обманом.

Самолёт тронулся плавно, словно железнодорожный вагон, и покатил мимо терминала к взлётной полосе. Гольдберг, вновь занявший место за столиком, многозначительно сообщил:

– У нас есть пару часов, чтобы поговорить о вас.

– Или о вас, – возразила Стелла.

– Бросьте, не смешно! – фыркнул он. – Кто я такой, чтобы меня обсуждать?

– Один из самых удачливых биржевых игроков, если верить прессе.

Гольдберга задела ирония в её голосе. Эта женщина охотно отдавала ему инициативу, не собираясь раскрывать собственных карт. Но стоит ли злиться – разве не все они так поступают?

– Ну, а если не верить? – устало спросил он.

Усталость не была напускной, слишком много энергии он потратил на обуздание силы, обуздать которую невозможно в принципе. Только сейчас, развалившись в кресле самолёта, Гольдберг мог позволить себе расслабиться. Вернее, мог бы, не будь впереди разговора, который давал ему шанс обрести наконец свободу. Мизерный, если вдуматься. В конце концов, он мог просто обознаться.

– На самом деле вы глубоко несчастный человек, – откровенно сказала Стелла, прищурив глаза. – Поэтому я и согласилась с вами лететь. Как вы понимаете, особой радости мне это не доставляет.

– Понимаю, – мягко произнёс Гольдберг. – Ведь вы Мария, не так ли?

Итак, это всё-таки случилось, ошибки быть не может, – подумала она. Ключевое слово названо, назад дороги нет. Ирония судьбы – пятнадцать лет бороться с паранойей, которой на самом деле никогда не существовало. И это при том, что твоя ненормальность никуда не исчезла. И что теперь делать, звёздная?! Она украдкой взглянула на холёную мужскую руку, покоящуюся на столешнице. Указательный палец незаметно выбивает дробь, но сам Гольдберг этого, кажется, не замечает. Нервничает, как и она, –  тоже не железный!

Вырулив на взлётную полосу, самолёт начал набирать скорость. Стелла уставилась в иллюминатор. Томительные секунды разбега, затем стремительный взлёт, и вот уже город, раскинувшийся до самого горизонта, уплывает в сторону. Привычный, сонный, никого и ничего не прощающий. Усмехнувшись, она наконец нашла силы ответить:

– Меня зовут Стелла.

– Почему? – Голос его звучал озабоченно.

– По одной-единственной причине: это имя дали мне при рождении.

Её сарказм относился не столько к собеседнику, сколько к нелепости самой ситуации. Действительно, почему её назвали Стеллой? В насмешку?

Гольдберг задумался. Так она это или не она? Эта женщина явно не собиралась ему помогать.

– Когда-то, очень давно, я… имел честь познакомиться с молодой женщиной, удивительно на вас похожей. – Подыскивая подходящие слова, он даже наморщил лоб.

– Видимо, в психушке, – голос её прозвучал резко, почти скрипуче, хотя на самом деле она готова была расплакаться. – Я провела там больше года.

Виноватый взгляд Гольдберга её даже тронул. Бедняга и не подозревал, что ей тоже пришлось несладко.

– Простите, я должен был догадаться! – поторопился извиниться он. – Поверьте, сочувствую вам всем сердцем.

Но она не нуждалась в сочувствии господина Гольдберга. Искреннем или неискреннем – любом! Услышав это, он не смог сдержать досады:

– Когда мы столкнулись в прошлый раз, вас звали Мария!

– Не помню, чтобы я назвала вам при этом своё имя! – с вызовом бросила она.

Лишь теперь Гольдберг вздохнул с облегчением. Ошибки не было, он разговаривал с той, кто в своё время была готова его убить. Не исключено, что она готова сделать это и сейчас, но он надеялся, что нет. Товарищей по несчастью не убивают.

– Ваше имя я узнал много позже, – хмуро пояснил он. – Когда вы стали настоящей знаменитостью.

– Перестаньте! – сердито бросила она. – Моё имя Стелла, и я никому не известна.

– Ещё бы! Вы умело скрыли личность! – воскликнул он.

– Как и вы! – огрызнулась она.

Сложно встретить в женщине друга, расставаясь с ней врагом. И как ему теперь доказать, что они в одной лодке? Но доказывать не пришлось. Мария – и это было полной неожиданностью как для него, так и для неё самой! – сказала, что уже не держит на него зла. И вообще ни на кого, потому что так её учил Тот, кого она любила. Странно только, что столько лет минуло, а господин Гольдберг смог её вспомнить.

– Так же, как и вы меня! – заметил он. А потом, помявшись, вдруг выпалил то, что намеревался предложить значительно позже:

– Что я могу сделать для вас, Мария?

– Ничего, – безучастно ответила она. – Вы не передо мной виноваты. Не у меня и прощение вымаливать.

– Мария, это несправедливо! – Гольдберг едва ли не кричал. – Не я ведь его убил – другие!

– Другие, – согласилась она. – Но вы были на их стороне.

Чепуха! – хотел сказать он. Тогда все, кроме кучки отщепенцев, были на их стороне. Никто не знал правды, вот в чём дело. А что, разве сейчас иначе?! Во все времена обществом управляют с помощью лжи, это правило, из которого нет исключений. И сколько бы тысячелетий не прошло, ничего не меняется. Когда-то он этого не понимал, но теперь понимает. И поэтому, встреться они теперь, всё было бы по-другому.

Но увидев насмешку в её глазах, он промолчал, лишь горько усмехнулся. Надо же, столько лет готовить оправдания, замечательные, продуманные, неотразимо логичные, репетировать их, выучить наизусть, а они оказываются бесполезными. И всё потому, что эту женщину невозможно обмануть. Самого себя можно, а её нет. Поэтому ответ вышел неуверенным:

– Знаете, я просто не хотел неприятностей. Сами видели, какое кругом царило возбуждение. Время было такое, требовалась безусловная лояльность. Только поймите правильно, я не оправдываюсь. Бесполезно оправдываться, если сам себя осуждаешь.

Теперь он говорил искренне, она это чувствовала. И потому, неожиданно для себя, сказала:

– А вы изменились, господин Гольдберг!

– Но не вы, – без улыбки ответил он. – Теперь я лучше понимаю, почему он был на многое готов ради вас.

– Кроме одного – не позволить себя схватить! – с горечью произнесла она.

– Да, конечно, – хмуро согласился он. – Но разве он не знал, на что шёл? Иначе, видимо, не мог. Пытался нам всем что-то доказать.

Самолёт нырнул в облако, и в наступивших сумерках лицо Марии показалось Гольдбергу ещё более прекрасным. Женщины давно уже не волновали его, но эта была особенной – живущей вне времени, подобно ему самому. Он вдруг заметил, что дрожит. Надо же, такие эмоции в его возрасте! Но не зря же их с Марией пути пересеклись именно сейчас! Это не может быть случайностью.

– Кажется, подошло время за всё ответить, – вздохнул он. – И, похоже, не мне одному.

– Вы говорите об Апокалипсисе? – быстро спросила она.

Гольдберг заметил, что её тоже колотит дрожь. «Ты ведь ещё совсем молодая женщина! – подумал он. – Ты страдала столько лет, и сегодня я для тебя такой же луч надежды, как Вифлеемская звезда. Как же ты одинока, Мария! И как велика любовь, что так несмело ведёт тебя из прошлого в будущее. Возможно, лишь на миг, но он любил её, полнокровную, трогательную в своём иррациональном страхе. А ведь совсем недавно это казалось невозможным. И ещё… теперь он знал, почему её зовут Стелла.

– Похоже, тебе предстоит начать всё сначала, Звёздная! – сказал он мягко.

– Вы не ошибаетесь? – спросила она с надеждой.

– С моим-то жизненным опытом! – укоризненно заметил он.

Облака остались где-то внизу, в иллюминатор брызнуло солнце. Стелла зажмурилась, и Гольдберг заметил слёзы в её глазах. Интересно, кто из них двоих страдал больше? Кто дольше, он знал. И потому сообщил доверительно:

– Я ведь значительно вас старше, и должен сказать, что такого бардака на этой планете ещё не было. Так что ошибка исключена. Он вернётся. Слишком много признаков, чтобы сомневаться.

– Каких? – голос её звучал требовательно. Уверенность, как ей нужна уверенность, что Гольдберг и вправду не ошибается! В противном случае их встреча – просто насмешка судьбы. А Стелла до конца жизни останется Стеллой.

Гольдберг загадочно улыбнулся, потом спросил, слышала ли она про цветок удумбара. Стелла отрицательно покачала головой. Тогда он пояснил, что согласно буддийским поверьям, тот расцветает перед приходом мессии. Раз в несколько тысяч лет.

– Он расцвёл?

– Да, его находят в разных странах.

– Но это только легенда, – разочаровано сказала она.

– Легенда, – с лёгкостью согласился он. – Но когда я узнал об этом, то впервые задумался. Не берусь судить о других вещах, но в финансовых вопросах разбираюсь. И могу сказать уверенно, что мир сидит на пороховой бочке. Сейчас почти все богатые страны живут в долг, надувая кредитный пузырь, а он вот-вот лопнет. И тогда наступит Армагеддон, потому что денег в долговых обязательствах в десять раз больше, чем денег реальных. Сегодня мир принадлежит ростовщикам, завтра он станет выжженной пустыней, потому что нет другого способа вернуть долг, кроме войны.

– Добавьте сюда ещё падение нравов, упадок церкви, – быстро добавила она. – Что-то должно произойти! Человечество погрязло в лицемерии.

– Да, раньше всё было честнее, – согласился он. – Нынешнее время – время манипуляторов.

– Господин Гольдберг! – она упорно не называла его настоящее имя. – Когда это случится?

– Откуда мне знать? Я ведь не провидец!

В голосе его слышалось сожаление: давая надежду одной рукой, другой он по сути её забирал. И потому поспешил добавить:

– Но не зря же вы появились на свет в это суматошное время! Он хочет видеть вас рядом с собой, я уверен.

Мария просияла, но уже спустя мгновение в глазах её снова разросся испуг. Когда? – вот в чём вопрос. На следующей неделе, через десять лет или через двадцать? Гольдберг развёл руками. Он действительно ничем не мог ей помочь. Будущее непознаваемо.

– Я ведь старею, в отличие от вас! – беспомощно сообщила она. – Кому нужна женщина на много лет старше?

После некоторого колебания он сказал, что сейчас это даже модно, но лучше бы промолчал. Взгляд Марии пронзил его насквозь.

– Да Он меня даже не узнает! – выпалила она. – Мне было девятнадцать, когда он пришёл в наш дом, а сейчас уже двадцать девять! Через двадцать лет я буду старухой.

– Не я устанавливаю сроки! – примирительно сказал Гольдберг. – И не вы. Нам остаётся только надеяться.

Раздавленная, она не спорила. Ответила, что и сама всё понимает, просто очень нервничает. Теперь, когда у неё появилась надежда, ждать особенно тяжело.

– Тяжело ждать, когда надежды нет вообще, потому что в итоге твоё существование становится бессмысленным, – поправил её он. И добавил, что знает это по собственному опыту.

Мария виновато улыбнулась, теперь Гольдберг вызывал у неё сочувствие. Что ни говори, но он многое перенёс. И многое потерял.

– Есть ли хоть что-то, что примиряет вас с жизнью? – вырвалось у неё.

– Азарт, – спокойно ответил он. – Когда остальные эмоции умирают, азарта становится так много, что он заслоняет всё. Потому-то я и стал биржевым игроком.

– Но как вам удается усидеть на одном месте? Вы такой спокойный, расслабленный, а ведь Он наказал вам скитаться.

Гольдберг усмехнулся. Тяжело было первые лет двадцать, пока ему не удалось найти способ обмануть судьбу. Оказывается, не обязательно всё время перемещаться самому, главное – находиться в движении.

– Всё просто, – сказал он. – Я неподвижен относительно кресла, но само оно не стоит на месте, а вместе с самолётом пересекает пространство. Думаю, всё дело в этом – нужно постоянно пересекать силовые линии Земли.

– А в кафе? – спросила она. – Вы же неподвижно стояли возле столика.

– Научился за сотни лет на несколько минут замирать. Но это требует страшного напряжения. Зато в летящем самолёте, тем более в таком обществе, как ваше, мне комфортно.

– Мне тоже, – сказала она, чтобы его приободрить. Выглядела она при этом невероятно трогательной.

Очевидно, за это Он её и любит, – подумал Гольдберг. Возможно даже, что Он простит и его, как готова простить она. Но что толку, если жизнь для тебя такое же проклятие, как и смерть, а смерть – такая же иллюзия, как и рождение.

– Расскажите, как вам было в раю? – попросил он.

К его удивлению, Мария растерялась. Оказалось, она ничего не помнит. Вообще ничего, ни малейшей подробности. В памяти осталось лишь то, что случилось до тридцати, особенно годы рядом с Ним. И десяток ужасных лет после Его гибели, а дальше провал. И лишь спустя множество веков, уже будучи Стеллой, на пятнадцатом году жизни она вспомнила все. Это как будто в компьютер вставили флешку с памятью. Ужасно, правда? Чувствуешь себя сумасшедшей, потому что мир вокруг тебя привычен и нормален, а ты живёшь чужим прошлым, которое преследует тебя спустя тысячи лет.

– Это не чужое прошлое! – мягко возразил Гольдберг. – Просто Стелла и Мария – две стороны медали, имеющей на самом деле всего одну сторону. Как лист Мебиуса.

– Вы так умны, господин Гольдберг! – смущённо улыбнулась она.

– Да бросьте, – отмахнулся он, – просто жизненный опыт! Хотя… не исключено, что ваш комплимент уместен.

На минуту он задумался, потом спросил:

– Вы и вправду после тридцати ничего не помните?

– Ничегошеньки, – подтвердила Мария.

– Вот и ответ на ваш вопрос! – сообщил он торжественно, не скрывая удовлетворения.

Но она всё ещё не понимала. Гольдберг улыбнулся: да ведь всё очень просто, если подумать! Давая Марии вторую жизнь, Он уже знал точный срок. И посчитал, что лишние воспоминания будут ей только в тягость.

– Вы встретитесь с Ним на ваше тридцатилетие, – ухмыльнулся Гольдберг.

– Так скоро? – ужаснулась она. А что будет с родителями, с её единственной подругой? С её котом, наконец.

– Похоже, несколько месяцев ещё есть, – насмешливо заметил он. – Не могу сказать, что я буду сильно сожалеть о человечестве. Да и вы, наверное, тоже, после того, как оно целый год держало вас в сумасшедшем доме. В любом случае, бояться нечего. Место на небесах для вас лично наверняка уже приготовлено, как и для всех ваших близких.

– А для кота? – спросила она сквозь слёзы. Но это были слёзы радости.

– Когда всё начнется, а вы это почувствуете сразу, просто держите его на руках, – посоветовал Гольдберг. – Не думаю, что Он вас с ним разлучит.

Мария с горячностью его поблагодарила, а он не удержался – какой спрос со старого еврея?! – и посетовал, что так ничего и не узнал о рае. Не то что рассчитывает туда попасть, но всё-таки… Может, его вообще не существует?

– Может, и не существует, – засомневалась она. – Когда мы были вместе, Он никогда не говорил про рай, только про Царствие небесное. Наверное, это разные вещи.

– Скорее всего, – согласился Гольдберг. – Вряд ли меня там ждут, так что вопрос умозрительный.

– Вы ошибаетесь, – горячо воскликнула она. – Ничего ещё не потеряно. Просто вы Его не знаете так, как я.

– Скоро узнаю! – скептически заметил он.

Самолёт начал снижаться. Гольдберг взглянул на Марию, уставившуюся в иллюминатор. Облака, одни только облака. Ничего интересного, если только ты не видишь на них Его образ. Ей это дано, ему нет. Разница, что ни говори, существенная.

Уже перед самой посадкой она спросила:

– А как Он меня узнает среди миллиардов людей? Да ещё с котом.

– Не думаю, что с этим возникнут сложности, – ответил Гольдберг, не задумываясь. – Я же вас узнал.

Ироничный этот ответ полностью её успокоил. Когда самолёт приземлился, Гольдберг вновь подхватил рюкзак Стеллы. Сказал, что проводит до выхода из терминала, а потом вернётся. В Лондоне у него точно никаких дел, да и вообще нужно оправиться от потрясения. Казалось, он постарел лет на двадцать. Хотя, учитывая его возраст, это была такая мелочь!

Возле стойки пограничного контроля они торопливо попрощались, и Гольдберг вернул рюкзак. А заодно сообщил, что среди встречающих Мария увидит человека с её именем на табличке. Это водитель лимузина, он ждёт распоряжений.

– Вы очень добры… господин Гольдберг!

– Агасфер, с вашего позволения – улыбнувшись, поправил её он и отправился в обратный путь. Но не успел сделать и десятка шагов, как услышал её крик:

– Обязательно Ему передам, что вы теперь совсем другой!

Обернувшись, Вечный странник торопливо ответил:

– Нет-нет, не надо!.. Скажите ему, что у меня всё хорошо.

Когда он окончательно затерялся в толпе, Мария направилась к окошку контроля. Молодой офицер, смерив её хмурым взглядом, проставил в паспорт штамп.

– Улыбнитесь! – попросила она. – Иначе не попадёте в Царствие небесное!

– Вы выпили? – вежливо поинтересовался он.

– Нет, но сегодня обязательно напьюсь! – дерзко ответила Мария. – Вам тоже не помешает, если вы грешник.

– А если нет? – улыбнулся офицер.

– Тогда тем более.

Выйдя из закрытой зоны, она заметила плакат со своим именем. Судя по всему, водитель получил её описание, так как двинулся навстречу.

– Мария? – спросил он. – Куда вас отвезти?

– Подбросьте до Сохо, а дальше я уж сама! – с лучезарной улыбкой воскликнула она.

И, заметив его недоуменный взгляд, добавила:

– Хочу пройтись пешком… пока это ещё возможно.