МАРИНА МАТВЕЕВА

ПЕРЕНАСТРАИВАНИЕ НЕРВОВ

ЭГОИСКОННОЕ

Прости меня за то, что ты мне сделал.
Хоть сам себя спаси и сохрани.
Ведь оба – сгустки эгобеспредела.
Земная ось. Ломающий магнит.
Таких, как мы – младенцами вбывали
за мудрых глаз чумную глубину,
за пальчики из блеска готовален,
чертящие квадратную луну.
Да что луна! Трёхмерности шатая,
идёт душа сквозь тучи напролом,
пугая ангелов пушистых стаю,
к Творцу на диспутический приём.
Потом уходит, створкою шарахнув,
ногой оттопав сказанное им.
Из ножен – рыбоиглую Арахну! –
ткать личный мир! – покуда нелюдим.

Ткать для… кого-то. Но они едва ли
бойцы – для этой нутряной войны,
что фреску белокаменной печали
набьёт превыше белочек земных,
поверх икон. Идиосинкразия
Вселенной. Водка царская. Лимон.
Прости, что для меня ты не Мессия.
Но и не идолопоклонник мой.

Мышль, изо снега слепленная кошкой,
растает от малейшего глотка
тепла, – здесь будет голод – черпай ложкой! –
покуда истина не съест. Лакать
галактику ковёрнутой каверной…
Хочу себя! Небесная кровать…
Я никогда тебе не буду верной,
пусть даже, изменяя, станет звать
живое пламя гаслая лучина,
социопатски рявкая: весла
всем девушкам! Ко мне вот – немужчина.
Да и к тебе неженщина пришла.

Но как бы ни кололи наши очи
долги, стереотипы и фыр-чадь
бабья, – я о тебе не позабочусь,
а ты меня не станешь защищать.
Тебя ограбят, изобьют, расстригнут –
я так же не взобью в колокола,
как ты по мне, когда рысак ноль-три на
моей судьбе закусит удила.

И это так же верно, как собака.
И это так же громко, как молчит.
Эгоисконной нежности атака…
Покуда смерть – нигде! – не разлучит.

***

Мир горит, корёжится, коптит…
Раздирая души, рвутся мины…
Женщину ничто не защитит –
лишь её мужчина.

Мир спокоен. Скука. Мелкий быт.
Сорок градусов в стекле безвинном.
Женщину ничто не защитит
от её мужчины.

Дети. Им бы деньги. Им бы быть.
Можно выжить рядом с юбкой-мини.
Женщину ничто не защитит
от её мужчины.

Мир свернулся. Старость. Всё висит.
На лице и памяти – морщины.
Женщину ничто не защитит
от её мужчины.

Предавал и будет предавать
каждое «прости», свою, чужую…
Если больше не с кем воевать –
с женщиной воюет.

Некому навешивать вину:
Богу, Будде, Кришне, карме или…
«Кто-нибудь, пошли ты мне войну,
чтоб меня любили!» –

вот он, крик всех женщин – до свята,
хоть молить об этом – дрогнет сила:
перебей две трети, треть оставь –
но чтоб нас любила.

Хоть без рук, без глаз, без ничева –
вырви ген предательств и насилий!
Ну и пусть останутся – дрова.
Но чтоб нас – любили!

Мир не можен. Мир не можен. Не
можен мир. Не можен мир. Не можен
мир. Не можен мир не можен. Мне
мужественно тоже.

Скоро я доказывать пойду
силушку свою и удаль водкой.
Женщина, люби меня, я тут!
Я твоё авоткуй.

Лесбиянки, где вас носит чёрт?
Одинокой нежности звездулькам
всем даю естественный расчёт:
я к тебе с инсультом.

Или в руки мне гранатомёт.
Или «Тополь-М» мне вместо свечки.
Буду мир спасать (а то убьёт)
от себя. Не думая о встречном.

ДУХОВНЫЕ ЛЮДИ

Духовные люди хамят недуховным,
как тётки с базара, а то и похуже.
Наверно, решили: поскольку духовны,
то можно нам всё – да спасёт ваши души.

Вы грешники, тёмные, злые неверы,
продажники душ, слабаки, не твердыня.
А бог… Или боги… Да станут примером
для вашего роста – и присно и ныне.

В себе убивайте поганое эго.
Ищите её, эту странную – «душу».
Плывите за богом по небу без брега,
в телах изживая желанную сушу.

Бывало. Плывала. Вокруг временами.
А чаще по векторной функции бога.
Но вот ведь какая оказия с нами –
война. И небес очень много. Так много! –

особенно тех, из которых снаряды,
особенно тех, из которых убийцы,
особенно тех, что живущего рядом
звереют, сдавая в рептилии-птицы.

Духовные мысли… Духовные взгляды…
«Разгневались боги – любили их вольно».
Духовные люди, подайте мне яду –
для вытравки «эго», которому больно.

Когда ты духовен, то всё тебе боже –
и гибель детей, и бабьё в камуфляже…
Духовные люди, подайте мне ножик –
пускай моё сердце на жертвенник ляжет!

Да только и это ничем не оденет,
и зря изойдёт (паки крестные страсти?)
Духовные люди, подайте мне денег –
слаба. Не осилить духовное счастье.

КУМИР-ОТВОРЕНИЕ

Цветаева была большой эстет.
Она сказала: «Муж. И он прекрасен!»
Быть может, и стоит на этом свет:
где бровушки вразлёт – там перец ясен.

А я скажу тебе: ты просто бог
языческого древнего разлива.
Не до бровей, где от тебя, с тобой
через тебя мне всё насквозь красиво.

С тобой мне даже камень оживёт,
чтоб умереть и бабочкой родиться.
И даже сердце не кричит – поёт,
когда болит исклёванною птицей.

Ты сам того не знаешь – не дорос
до сути сотворения кумира.
Всё просто: тот учитель и пророк,
кто нам раскрыл глаза на правду мира.

Мир так хорош! Хоть много в нём мерза…
Да нет, – учителей другого рода,
что тоже раскрывали мне глаза
на сущность человеческой природы.

Что доказали – да ещё и как! –
что я ничто, раз не сильна бровями,
раз никогда ни гений, ни дурак
не вознесет резца на мёртвый камень,

чтоб оживить в нём перси и персты
мои – и это обозвать Венерой.
Ты – тоже не персты. Сознанье – ты,
перенастраивание самых нервов.

На них играть уверенной рукой –
да чтобы слёзы – счастья, а не боли,
сумеете, учители? Тисков
своих учений противу – слабо им…

А за – легко. И мне за этим за –
прелегче лёгкого… Как трудно взверить,
что ты совсем, совсем не обяза-
ТЕЛЬНА, чтоб разрешили жить, – венерить!

И зверь во мне не верует пока.
Грызётся с терпеливою рукою…
Ты – выше и кумирнее божка –
не всяк Господь возьмёт спасать такое…

И даже Тот, что на небе, – не рад.
Он говорит: «Вот Я». И выбираем.
Он предлагает рай. А там, где ад, –
нужда во изнасилованье раем.

А где в раю насильники? Набить
их поролоном – да по самы перья…
Лишь человек умеет так любить,
чтоб плакали от зависти венерьей

Парисовы избранницы в шелках,
швыряя в пыть короны и алмазы…
Пусть мир и дальше ходит на руках.
Он всё равно прекрасен, как зараза.