ЕЛЕНА БОРИШПОЛЕЦ

РЕЧКА БЕЗ УСТЬЯ

ЗАКАТ

           Это какая улица?
           Улица Мандельштама.
                  О. Мандельштам

Солнце садится без права на переписку,
Без права на весть о смерти,
Без права.

На Приморской улице тот же
Бессменный индекс.
Берег и берег соединяет
Старая переправа.

Клином все птицы,
Клином друг друга люди,
Чтобы не застояться,
И от еврейского счастья –
Вряд ли оно убудет –
Солнечное пространство.

Береговая линия
Тянется в поле зрения.
Все другие линии тянет кто-то ещё.
Ты ведь уже не спас меня,
Лучше не сохрани меня.
Солнце садится на западе,
А кажется – на плечо.

НА БОРТУ

           В эпоху тренья
           скорость света есть скорость зренья;
           даже тогда, когда света нет.
                                               И. Бродский

И не видно ни звезды, ни перекрёстка,
Ни подсвеченной огнями полосы.
Только слышно, как из плеера подростка
Контральто разгоняется в басы.
Мы летим над океаном беспокойным,
Над старухами с вязанием летим.
Бродский – он живой или покойный?
В середине где-то поместим.
Взбита облаков густая мякоть,
Чей-то пёс в багажном холоде сопит.
Стюардесса, не умеющая плакать,
Между делом совершенствует санскрит.
По собачьему, по вымытому телу
Вдовьи руки ненасытные прошлись.
С Рождества вдова в Италию хотела, –
К Рождеству удачно поминки пришлись.
Но пока вдова расхаживает в чёрном,
И не в зоне жизни телефон,
Бабочка в обличье Джона Донна
Путешествует, как призрак за бортом.
В креслах пыль глотают старые журналы,
Всем вчерашнее жаркое подают.
Где вдова собаку летом подстригала,
Там сто шкур теперь с любого пса сдерут.
Если кто-то и летит до Мичигана,
Через Вену – шляпа, водка, чемодан,
То у бабочки не стало чемодана,
И без бабочки остался Мичиган.

ПОБЕГ

           Ты твердишь: «Я уеду в другую страну, за другие моря.
           После этой дыры что угодно покажется раем…
                                                               К. Кавафис

Если этот рассвет не достанет меня из сетей,
И не купит мне новое имя
И новые руки, –
То утащат меня рыбаки на спасательном круге,
Вслед за старой моторкой,
Не знавшей больших скоростей.

Но утонет быстрее, чем я, старичок у руля.
Скажет: «Если ты дочка
Любви на земле не видала…».

Я покину свой круг, только город я не покидала.
И со старой моторки неистово крикну:
«Земля!»

ПУТЕВОЙ ЛИСТ

Боги со мной не хотят мириться.
Говорят – прощение последнее дело.
Говорят, что ещё далеко не птица –
В городском акведуке всплывшее тело.

И меня морозит, трещат покровы,
Может это я под мостом почила
И не дожила до страстей и слова,
А доковыляла, перескочила.

А под пальмой лает собачья свора,
Юг взрастит ещё не такое чудо.
И несут покойницу вдоль забора,
На заборе пишут: «куда» «откуда».

АКАЦИЯ

Пока бульдог окучивал газон,
А гимн (не мой) входил в дверной глазок, –
Акация цвела душистым снегом,
И у соседа с потолка в тазок
Стекала не вода,
А голубое небо.
Пока ручьями воины в запас,
И полиэтилена чёрный класс
О них заботился, как шёлковые нити,
Оборки на гробах, не подведите!

Пока живые жили за троих,
А мёртвые писали этот стих, –
Мне ямб под абрикосом говорил: «скорее»
И убивал, как все, ослабшего хорея.

МУТНАЯ ВОДА

И она застыла, словно птица над мутной водой реки.
Ни упасть, ни перекреститься, ни взмаха одной руки.
Ни жирка под перьями, даже пера в крыле.
Нет крыльев в небе,
Тем более – на земле
И солнце заходит раньше, чем в воду уходит день.
И точно она не ястреб, не кошка и не олень.
И падает луч на водную злую муть,
И кто её видел, знает –
Зовут её – кто-нибудь.

Но так её любит небо без имени, без лица.
Такой её помнит речка без устья и без конца.
Сидит её старый демон всегда на краю пруда
И машет своим копытом
«Сюда, кто-нибудь, сюда!».

ВИДЕНИЕ

Иду по длинному ручью,
Несу в мешке судьбу ничью.
Там, где её борода отросла,
Нет ни плота, ни воды, ни весла.

Нет сизого голубя в голубятне,
Нет моего убийцы в подворотне,
Нет завода, что выпускает порох,
Даже каменщика зачатия.

Полой воды дождусь,
Мешок развяжу
Выйдет ничья,
Бороду сбреет свою у ручья,
Обнимет меня руками.
Она – мне камень
И я ей – камень.

РАЗМЕРНЫЙ РЯД

Последний лист на абрикосе
Ноябрь сбреет для порядка.
Как пепел снится папиросе,
Беспалой девочке – перчатки.

Как две породистые курвы
Ведут детей с похмелья в садик.
Так осенью несутся куры,
Как будто жизнь кончают сами.

Так Оська, шулер-горемыка,
Продал в кредит жильё и почку.
На хлеб теперь он мажет прикуп
И ждёт, как поц, билет до Сочи.

Так где-то лаяла собака,
Весь род её отменно лаял.
Так девочке беспалой папа
Купил нарядные сандалии.

ПРЕКРАСНАЯ АЛЁНА

То ли чёрную корону,
То ли белую ворону
Принесли

И на голову Елене, той,
Которая Алёна,
Прикрепили

Ели, ели
Пили, пили
Пили, пили

И любили половину от земли,
А другую половину не любили

Ой, Елена
Ах, Алёна
Страшный суд

Вон весы с большими чашами несут
Вон причалили не лодки –
Корабли –
Двух коней
Одну кобылу привезли.
Выбирай себе скорее часть земли,

Хочешь с косточками друга,
Хочешь без,
Хочешь стройные березы –
Тёмный лес,

Небо чистое,
Опавшая листва.
Языку не отвечает голова.

Ни вороны,
Ни короны –
Убрались.
Косы девичьи свободно
Расплелись

Ели, ели,
Пили, пили.
День за год.

Онемевшая Елена
У ворот

Пахнет памятью со страхом
Пополам.
А земля дается даром
Лишь ветрам.

Пахнет йодом.
Пахнет болью.

Пахнет городом палёным.
Завернувшись в свои косы,
Спит прекрасная Алёна.