ЕВГЕНИЙ ГОЛУБОВСКИЙ

ЧЕЛОВЕК СОБИРАЕТ КНИГИ,
КНИГИ СОБИРАЮТ ЧЕЛОВЕКА
эссе

Не приемлю слово «коллекция» по отношению к книгам. Коллекционируют почтовые марки, монеты, открытки… Книги собирают, так возникает собрание твоих друзей, с которыми ты общаешься, в которых находишь собеседников, в конце концов, поддержку в трудные часы.

Сегодня я могу сказать, что за полвека сложилось моё собрание русской поэзии ХХ века, есть книги с автографами, есть просто очень редкие книги. А начиналось собрание, по сути, ещё в школе – в десятом классе. Я ходил по улицам Одессы и бормотал про себя строки раннего Маяковского – «Лиличке, вместо письма…». Мне казалось, что я всё знаю о любви поэта, о трагедиях поэта, об его друзьях и врагах. Но меня уже не устраивали бесчисленные советские переиздания, где даже лирика была цензурирована. И я начал заходить в букинистические магазины (тогда их в Одессе было несколько!) в поисках первых сборников Маяковского, тех, что он выпускал, редактировал сам. Так началось увлечение футуризмом, которое пронёс через долгую жизнь, так втянулся в чтение, осмысление Велимира Хлебникова (его вообще в послевоенные годы не издавали), затем пришла пора взахлёб читать, бормотать Бориса Пастернака…

Кстати, первой «самиздатовской» книгой, которую мы сделали с моей подругой Мусей Винер, был томик стихов Пастернака. Шел 1958 год, ещё не было сообщений о присуждении Борису Леонидовичу Нобелевской премии, ещё не был прочитан нами «Доктор Живаго», но стихи из романа мне удалось получить в Москве (не только те, что были опубликованы в журнале «Знамя», но весь корпус). Тогда и возникла мысль, хоть в пяти экземплярах (больше не удавалось «зарядить» в пишмашинку), сделать для друзей книгу Б. Пастернака, как из новых стихов, так и из старых книг из моего собрания.

Естественно, начавшаяся с футуристической поэзии, библиотека росла, как было пройти мимо русского акмеизма – Н. Гумилёва, А. Ахматовой, О. Мандельштама, а потом в круг интересов вошли русские символисты, начиная с первой книги Александра Блока «Стихи о Прекрасной даме», изданной в 1905 году. По сути, сегодня, это начало собрания, а завершает его Иосиф Бродский, все прижизненные сборники которого удалось найти, включая первый, изданный в США, когда поэт был в ссылке.

Постепенно поэзия обрастала и прозой. Как можно представить Андрея Белого без романов «Петербург», «Серебряный голубь». Андрей Платонов вошёл в литературу книжкой стихов, но остался в ней прозаиком. Илья Эренбург прежде всего считал себя поэтом, но без «Хулио Хуренито» русскую литературу уже не представить.

Я мог бы рассказать о самых редких книгах в своём собрании. И это была бы одна статья. Там нашлось бы место и литографированным книжкам А. Крученых, и ежемесячному журналу стихов «Остров» №1 (на этом журнал и закончился), изданному в 1907 году тиражом в 30 экземпляров со стихами Макса Волошина, Вячеслава Иванова, Григория Потёмкина, Алексея Н. Толстого… В мой экземпляр вклеен листик: «Редакция: Царское село, Бульварная улица, дом Георгиевского. Н.С. Гумилев».

Я мог бы рассказать о книгах с автографами. Только один пример. На первом сборнике Николая Асеева «Ночная флейта», вышедшем в Москве в 1914 году, дарственная надпись: «И.В. Игнатьеву – Ник. Асеев .914.1.15. Moscou». Трагизм этой надписи ощущаешь лишь тогда, когда знаешь, что лидер эгофутуристов, поэт Иван Игнатьев покончил с собой через пять дней после получения книги. Игнатьеву было 22 года, за день до того, что он перерезал себе бритвой горло, он женился.

Можно было бы рассказать и несколько «детективных» историй об охоте за той или иной книгой, представить такую своеобразную «андронниковщину», к примеру, как собирались книги одесского издательства «Омфалос», как переписывался с поэтом Зинаидой Шишовой в желании разгадать тайны псевдонимов авторов, составивших сборник-мистификацию «Омфалитический Олимп»…

Но постепенно выкристаллизовалась другая идея. Невозможно себе представить собрание русской поэзии и прозы без …еврейской полки. Большая она или маленькая, судить тем, кто любит стихи Осипа Мандельштама и Бориса Пастернака, Саши Чёрного и Эдуарда Багрицкого, прозу Исаака Бабеля и Василия Гроссмана… А я, пожалуй, впервые – именно для журнала «Мигдаль-Таймс» попробовал под таким углом зрения взглянуть на своё книжное собрание. И убедился, что оно не только представительно, но и продуктивно, так как побуждало и побуждает к издательской деятельности, к счастью, уже не самиздатовской.

Естественно, в стеллажах книги стоят не по алфавиту. Но если бы разложить их от А до Я…

Марк Алданов. «Святая Елена. Маленький остров». Берлин. Издательство «Слово». 1926 год. На авантитуле автограф, обращённый к писателю, многолетнему редактору газеты «Новое русское слово» в Нью-Йорке Андрею Седых (Якову Моисеевичу Цвибаку): «С самым сердечным приветом Вам, дорогой Яков Моисеевич от автора». М. Алданов после перестройки начал издаваться в России, вышло его собрание сочинений. Но родился Марк Александрович Ландау (Алданов – псевдоним) в 1886 году в Киеве, окончил два факультета – юридический и химический, стал блестящим стилистом, автором исторических эссе и романов. Его прозой восхищались Иван Бунин и Владимир Набоков. Может, придёт время, когда киевлянина Марка Алданова начнут издавать и в Украине.

Джек Алтаузен. Безусый энтузиаст. Элегическая поэма. Москва. 1933год. Обложка и рисунки Бориса Пророкова – ставшего в 60-егоды очень популярным графиком. На книге автограф: «Тов. Бойчевскому – усатому энтузиасту литературы. Джек Алтаузен. 22.11.33 года». Почти по М. Светлову можно спросить: «Откуда у парня испанская грусть?». Откуда у Алтаузена экзотическое имя Джек?

В действительности он Яков Моисеевич, но, попав мальчишкой в Харбин, став продавцом газет, приобрёл кличку Джек. С нею и перебрался в 20-е годы на Дальний Восток. Его стихи заприметил В. Маяковский, поддержал Э. Багрицкий. В 1941 году ушёл на Великую Отечественную войну. Первым среди советских поэтов был награждён орденом Красного Знамени. Погиб 25 мая 1942 года под Харьковом, участвуя в неудавшемся наступлении в районе Изюм-Барвенково-Лозовая. И вновь-таки стихи Джека Алтаузена выходят в России, на Украине, где он погиб, стихи его не переиздавались.

Еврейскую полку, начатую буквой «А», естественно завершить буквой «Я». И тут обращу внимание на раритетную книгу.

Ярошевский Лев. «Песнь песней». Стихотворное переложение библейского текста. Редакция и предисловие Михаила Кузмина. Петроград. 1917 год.

На сегодняшний день стихотворных переложений «Песни песней» существует множество. Но неизменен интерес к первому русскому переложению Абрама Эфроса и второму – Льва Ярошевского. Интересно и то, что в 1919 году, через два года это петроградское издание было повторено в Одессе. Но в моей библиотеке одесского издания книги Льва Ярошевского, увы, нет.

Человек собирает книги, книга собирает человека. Это именно так. Книга воспитывает вкус, определяет род занятий, в конце концов, побуждает к действию.

В шестидесятые годы я прочитал роман Владимира Жаботинского «Пятеро». И буквально влюбился в эту нежную, эмоциональную книгу. О том, чтобы издать её в Одессе, речь не могла идти. Хотелось иметь хотя бы её экземпляр в своей библиотеке. Тем более, что у меня был том Хаима-Нахмана Бялика в переводе Жаботинского. Позднее попалось издание «Пятеро», выпущенное в Израиле в библиотеке «Алия», не было возможности сравнить её с парижским изданием 1936 года (мне давали когда-то книгу на одни сутки), но не мог избавиться от ощущения, что в израильском издании что-то не так, изменился ритм. И вот наконец парижский журналист Виталий Амурский нашёл для меня, изданный в Париже томик «Пятеро» с иллюстрациями одесского художника MAD’а. Это было в конце восьмидесятых, во времена перестройки. И вот уже в 2000 году в одесском издательстве «Друк» вышел том «Пятеро», где текст Владимира (Зева) Жаботинского сопровождался статьями Е. Каракиной, А. Мисюк, А. Розенбойма, Е. Свенцицкой и моей. А затем, в том же издательстве, я выпустил стихи и поэмы Хаима-Нахмана Бялика в переводе Жаботинского, повторив петроградское издание 1917 года. Третьим томом стали «Стихи и переводы» Владимира Жаботинского, изданные Марком Соколянским и мною.

Так библиотека подсказывает, как воскрешать литературу, возвращать забытое.

Иногда это отдельные книги, иногда публикации в альманах и сборниках. Я очень обрадовался, что неустанный исследователь литературы ХХ века Вадим Перельмутер подготовил и издал том стихов и прозы Георгия Шенгели, куда впервые вошла замечательная поэма «Повар базилевса». Но одновременно и огорчился, что в этот том не вошла стоящая на моей полке книга Г. Шенгели «Еврейские поэмы», изданная в Одессе, в 1920 году. Когда-то этот томик подарил мне выдающийся одесский историк и археолог П.С. Карышковский. Как книга в книге вышли «Еврейские поэмы» Г. Шенгели в сборнике Одесского литмузея «Дом князя Гагарина». А недавно я получил письмо от В. Перельмутера о том, что он подготовил новое издание Г. Шенгели, куда включил и этот томик стихов.

Библиотека, собрание книг всё время побуждают к созидательной работе, к желанию заполнять лакуны в живой литературе. У меня хранится сборник «Чудо в пустыне», изданный в Одессе в 1917 году, подаренный мне литературоведом, профессором А.В.Недзведским. В книге стихи Э. Багрицкого, П. Сторицына, А. Фиолетова (это одесситы), но наряду с ними – В. Маяковский, В. Шершеневич. На книге автограф: «Милому, глубокоуважаемому Скальковскому Ан. Фиолетов. 1917 год, 4 марта».

Замечательные стихи А. Фиолетова, включая знаменитое «О лошадях простого звания», сами требовали переиздания. Но не хватало «малости» – первого сборника стихов А. Фиолетова «Зелёные агаты», не сохранившегося ни в одной из одесских библиотек. Немало прошло времени, мы с Александром Розенбоймом писали и публиковали статьи, запрашивали коллекционеров и в конце концов нашли эту книжечку, проследили биографию Натана Шора (подлинное имя и фамилия Анатолия Фиолетова). В результате родилась книга, изданная в Одессе в 2000 году. Старался не цитировать тексты, но тут не могу не познакомить читателей со стихотворением Фиолетова, которое знали и любили Ахматова, Бунин, Катаев.

О сколько самообладания
У лошадей простого звания,
Не обращающих внимания
На трудности существования!

В моём собрании книг несколько сборников стихов Веры Инбер. И самый первый – «Печальное вино», изданный в Париже в 1914 году с иллюстрациями Осипа Цадкина, ставшего впоследствии всемирно знаменитым скульптором. И второй – «Горькая услада», вышедший в Петрограде в 1917 году, на нём автограф «Милым и чудесным Кемперам с любовью Вера Инбер. 26 ноября 1917 года. Москва». Напомню, что В. Кемпер выступал на эстраде под псевдонимом Владимир Коралли (муж Клавдии Шульженко). Но больше всего я люблю третью книгу ВерыИнбер «Бренные слова», вышедшую в Одессе в 1922 году. Именно эту книгу я и вернул читателям, переиздав её и постаравшись объяснить, что произошло с талантливым поэтом и прозаиком (вспомним её повесть «Место под солнцем») во второй половине 20-х годов. Её обуял страх. Закономерный, так как она была двоюродной сестрой Льва Троцкого. Вера Инбер не замолчала. Хуже, она начала петь не своим голосом. Пропал талант.

Естественно, я условно назвал эти книги из своего собрания «еврейской полкой». Но продолжаю смотреть на стеллажи. Вот передо мной книга – «У стен Вавилонских. Национальная еврейская лирика в мировой поэзии». Составил Л.Б. Яффе. Издательство «Сафрут». Москва. 1917 год. Здесь библейские стихи К. Бальмонта и И. Бунина. В. Гюго и Г. Гейне, В. Соловьева и А. Майкова в одном ряду со стихами Х-Н. Бялика и В. Жаботинского.

А вот сборник стихов Леонида Гроссмана «Плеяда», изданный в 1919 году в Одессе. Леонид Гроссман, конечно же, больше известен как прозаик. Но я рад, что и эта книга стихов вошла в сборник Одесского литмузея «Дом князя Гагарина» как книга в книге.

Последнее моё издательское приключение – возвращение в литературу после 50-летнего забвения погибшего на фронте писателя Ефима Зозули. Кто знает, быть может, всё началось со стоящего у меня на полке альманаха «Трилистник» за 1922 год, куда входил и рассказ Ефима Зозули. Но, надеюсь, что о вышедшей в этом году в издательстве «Пласке» книге Зозули «Мастерская человеков» ещё придёт время писать в этом журнале.

Иногда кажется, что будь у книг голос, они бы громко требовали: «Переиздай меня!».

Кто крайний в очереди? – как любили когда-то говорить в Одессе. Может, Пётр Моисеевич Пильский, который вывел на литературную сцену Багрицкого, Катаева, Олешу, замечательного эссеиста, издавшего в Риге в 1929 году книгу «Затуманившийся мир». На моём томе печать писателя Антанаса Венцловы, отца выдающегося поэта Томаса Венцловы, друга Иосифа Бродского.

А может, Юрия Казарновского, попавшего в ГУЛАГ ещё в 20-е годы, вышедшего на год-два, вот тогда-то, в 1936 году, и была издана его книжка, но в 1937 году автора вновь забрали, сборник уничтожали, где могли. Мой экземпляр с автографом «Сергею Бондарину – в знак дружбы и любви. Ю. Казарновский. 12.36».

Книги побуждают к действию. Действительно собирают человека. А это ведь и есть вечный двигатель, над изобретением которого тысячелетия ломало голову человечество.