ТАМИЛА СИНЕЕВА

В НЕБЛИЗКОЕ ЗАВТРА

КИЕВУ МОЕМУ

Меня в метро окликнет кто-то
и обознается опять…
Я выйду к Золотым Воротам –
мне надо срочно постоять
и заглядеться на каштаны,
на волны зелени густой,
где кружевом благоуханным
цветы в гармонии с листвой…
Неспешно, шаг не ускоряя,
пройти на Ярославов Вал,
где все века с повесой маем
хотят завлечь меня на бал,
и чтобы медленно кружились
дома и я, и белый свет,
и с неба дождевая милость
в подол насыпала монет…
Мой добрый доктор, древний Киев,
от разных дум лечи мой дух!
Ну что поделаешь, лихие
настали дни, старинный друг.
Врачуем мы с тобою раны:
ты мне, а я тебе. Постой,
не умирай, своим дыханьем
я возвращу тебя домой.
Ты протяни мне мостовую,
и быстро я по ней приду,
и обниму, и поцелую,
и всё пойму в твоём бреду…
Ты говори, я буду слушать,
к Днепру ладони приложив,
слезами очищая душу,
как ты стараешься ожить…

АСФАЛЬТОВОЕ

Асфальт так устал
от дождей и прохожих –
растоптанный, мокрый,
не дышит почти.
Ещё он простужен,
лежит и не может
ни выпить лекарство,
ни встать и уйти

в неблизкое завтра,
в рассвет и дорогу,
к траве на обочине,
к сонной реке…
Ни ветры, ни люди
ему не помогут –
лежит себе, мрачный,
в зелёной тоске.

В небрежных заплатах
одежда асфальта,
и лужицы глаз,
не мигая, глядят
на небо ночное
с прожилкой агата,
где звёзды, кометы
и, кажется,
я…

БРОДЯЧЕЕ

А, может, я сама –
бродячий музыкант?
Хожу себе, как тень,
по улицам замёрзшим,
как будто продаю
такой-сякой талант.
И вот, я лицедей.
На мне пальто в горошек

смешное. А ещё –
небесной ткани шарф,
ботинки цвета беж
и скрипка (не Амати),
тряпичная сума,
цветной воздушный шар
и лёгкое, как дым,
серебряное платье…

По городу иду
в дыхание зимы,
Не видима совсем
прохожим и собакам.
Лишь скрипка да смычок,
не слыша тишины,
озвучивают вслух
картинку нотных знаков.

…Умолк скрипичный спор.
Зима мне подаёт
от щедрости своей
две пригоршни снежинок.
Я отпускаю шар,
а старый Новый год
меня хватает креп-
ко за руку. Бежим мы,

не знаю я куда,
по улицам, мостам,
на карнавальный смех,
на отшумевший праздник…
Там пригодится мой
сякой-такой талант,
пальто, шарф, платье, скрипка
и смычок-проказник!..

ОЧЕРЕДЬ

Я становлюсь в очередь
на подрезание крыльев,
на «по носу два щелчка»,
на татуаж слова «ущербная»,
на «дурочку с переулочка».
В каждый кабинет
приём строго по часам,
по талонам и часовым поясам.
Длинна, очень длинна очередь,
в которой стоят люди-ягнята
с неправильно вьющейся шерстью
между первой минутой и пятой
третьего дня пополудни.
А ещё здесь сотни людей-телят
с копытами слишком стройными
и рогами, отсутствующими
семь дней подряд,
с причёсками в виде птиц
и глазами коровьими без ресниц.
А крылья у всех
так аккуратно на спинах сложены,
пёрышко к пёрышку,
только влажны
от страха чуть-чуть,
но никто не плачет,
только и может – вздохнуть,
глядя, как
выходят из кабинетов
ягнята бескрылые,
телята с татуировками,
дурочки и те,
что с носами красными,
а вообще-то, у нас всё
прекрасно!

ДУРОЧКА

                    С мыслями о Т. Н. Лаппа

Послушай, Мастер, ты опять лукавишь…
Знай, рукописи не горят – пока ты жив.
А я сегодня сутолоку клавиш
всю на стихи разобрала. Скажи,
что ты устал, что кончились чернила
и голова, как каменный мешок,
и чтобы я куда-нибудь свалила,
присев на стул, глотнув на посошок…
Но ты молчишь, по небу рассыпая,
как будто звёзды, мыслей серебро,
и машет Аннушка последнему трамваю,
который превращается в метро…

Ты весь горишь, и рукопись открыта,
странички трогает холодная луна.
Очнись, мой Мастер, я не Маргарита!
Я… дурочка, что век тебе верна.
Озябшие согрею вмиг ладони,
дам чаю и таблеток от простуд.
Прижму к себе. Живи и будь спокоен:
ты не умрёшь, пока я рядом, тут…

ИГРУШЕЧНОЕ

В игрушечном домике
есть небольшое окошко.
И крохотной лампочки луч –
будто камерный
блеск светлячка.
Там вечер игрушечный
тянется к плюшевой кошке –
мечтает погладить
ей белую спинку,
живот и бока.
А кошка лежит
и совсем ничего не желает.
Лишь чёрные бусинки глаз
в неизвестность
стеклянно глядят.
Она так красива,
пушиста, хотя не живая.
А мёртвым –
и вечер, и свет
до игрушечного
фонаря…

ВИШНИ

по крыльцу разлетелись вишни
это я уронила банку
вот такая я никудышная
вся до вечера спозаранку

мне мерещится пятый угол
ветер форточку донимает
от потуг зеленеет гугл
еле ползает мышь хромая

не курю и не пью зачем-то
никаких романтичных действий
просто ем бутерброд с котлетой
под орущую матом песню

никому не нужна я вовсе
я зеро или третий лишний
на себя надеваю осень
и в подол собираю вишни

НОЧЬ ИЗ ТИШИНЫ

Я буду делать ночь из тишины,
из тоненьких её прозрачных нитей,
из самых неожиданных наитий,
закрытых век и взгляда прямо в них,

из ситцевой прохлады простыней,
из пуха крепко обнятых подушек…
И снов ничьих нисколько не нарушив,
я буду делать ночь из их теней.

Как паучиха, вытку для небес
черничную накидку-паутинку,
потом случайно опрокину крынку,
и млечный путь протянется вот здесь!..

Моих весёлых шустрых паучат
по этому пути пущу резвиться,
а над своей уснувшею столицей
я вышью ночь и маленьких ночат…