ВИКТОР КОРКИЯ

СТИХИ РАЗНЫХ ЛЕТ

СВОБОДНОЕ ВРЕМЯ
(Отрывок из поэмы)

Перебираю прошлое в уме.
Читаю, но не вижу в этом смысла.
Один и тот же день меняет числа,
и лето приближается к зиме,
минуя осень…

                   Мимо, мимо, мимо!..
Как снег, мерцает битое стекло.
И прошлое уже необозримо,
и, кажется, от сердца отлегло…

И чудище стозевного метро
пар выдыхает – вздохи всех влюблённых
поверх отцов семейств и разведённых
к Всевышнему летят, как бес в ребро.

…Выходишь из себя в открытый космос
во времени свободном и пустом,
теряешь голос, обретаешь голос
и говоришь не то и не о том.

Имеет смысл и не имеет смысла.
Как битое стекло, мерцает снег.
Один и тот же день меняет числа,
и в человеке плачет человек.

Один за всех.
Во времени свободном.

Не видя лиц, не слыша голосов,
в пространстве мёртвом
телом инородным
душа летит на непонятный зов.

Живёшь и умираешь.
Гром оваций.

Душа летит,
куда она летит –
одна среди Объединенных Наций,
конвенций,
интервенций,
деклараций –
куда?..

Кто понимает – тот простит.

***

          Денису Новикову

Вне зависимости от
и при этом не взирая,
жил бы я наоборот,
жил бы я не умирая.

Как небесный старожил,
близкий ангелам по духу,
жил бы я и не спешил
топором убить старуху.

Так и так она помрёт –
часом раньше, веком позже…
Но в грядущее, как в рот,
не могу смотреть без дрожи.

Или кровь, что там течёт,
сквозь меня не протекает,
или прошлое не в счёт,
или жизнь моя не тает

с каждым часом,
с каждым днём,
с каждым годом,
с каждым веком…

Выпьем с горя –
и пойдём,
разойдёмся по отсекам,

разбежимся кто куда,
растворимся без остатка
в яме Страшного Суда,
в бойне нового порядка –

вне зависимости от
той старухи убиенной,
что одна во всей вселенной
ни процента не берёт.

***

Одна из пятниц на неделе,
когда во рту слегка горчит,
и хочется побыть в постели,
и телефон с утра молчит.

Одна из пятниц тех ленивых,
когда больные не больны,
когда на счастье всех счастливых
в своей неволе мы вольны.

Одна из пятниц тех печальных,
когда без видимых причин
мне жалко женщин идеальных
и жалко роковых мужчин.

НЕМОТА

          В. Салимону

Когда слезоточивый газ
течет из юных женских глаз,
и звезды, ставшие очами,
пронзают бездну пустоты, –
вселенский голос немоты
звучит безлунными ночами.

И крик души – безмолвный крик
над Гибралтарскими Столбами
летит, отпущенный губами
в Аид сошедших Эвридик.

И отражаясь от небес,
окутывает Пиренеи,
и немота шумит как лес,
и небо кажется темнее,

чем тьма, чем истина, чем крик,
который все летит, немея,
и нет ни одного Орфея
на миллионы Эвридик.

БЕГУЩАЯ СТРОКА

И вот что начертано: мене, мене, текел, упарсин.
Книга пророка Даниила¹

Оркестр играет между нами,
но между нами – пропасть. Звук
лавирует между домами,
но без музыки – как без рук.

Не наш пример другим наука.
Не наш, но эта синева,
но эта музыка без звука,
как в старом добром синема!..

Оркестр играет в промежутках
Истории, где нет меня,
играет на моих уступках,
на паперти, на злобе дня.

И кажется, строкой бегущей
впечатан день, и год, и век –
и только букв горящих бег
во мгле судьбы быстротекущей!..

Они горят на каждом доме
по всей расхристанной стране,
и на безвестном танкодроме
солдаты курят на броне.

Оркестр играет между ними,
бежит бегущая строка
между чужими и родными –
сквозь нас, сквозь них и сквозь века…

Оркестр без музыки играет,
играет на своём веку,
пока бегущая стирает
строка – строку, строка – строку…
____
¹ См. https://ru.wikiquote.org/wiki/Мене,_мене,_текел,_упарсин

***

          Владимиру Бережкову

Никто за музыку не платит,
никто шампанское не пьёт.
Кто даром времени не тратит,
тот, может быть, и не живёт.

И я не знаю, чем рискую
на этой страждущей земле,
и пальцем, может быть, рисую
свои узоры на стекле.

Святая ложь глаза не колет,
в могиле руки не связать.
Глаголет истина, глаголет,
не может ничего сказать.

И перед мировым пожаром,
перед потопом мировым
радар общается с радаром,
глухой беседует с немым.

УЛИСС

                                           Памяти матери

…где не бывал и не буду уже никогда.
Где не бывал и не буду – вы поняли, мисс?
Царь одиночества, царство твоё – немота.
Кто этот странник, присвоивший имя Улисс?

Жизнь под водой превращается в жизнь подо льдом.
Бедные девы по бедности рвутся в Париж.
Страшно не то, что других понимаешь с трудом.
Странно не то, что при этом над жизнью паришь.

И – как поётся – мне некуда больше спешить.
Некуда больше – и можно вздохнуть наконец.
Можно идти по прямой и по кругу кружить,
чувствуя сердцем летящий сквозь сердце свинец.

Он убивает, но ты остаешься в живых.
Ты остаёшься в живых, потому что весна.
Сам по себе – и вокруг ни своих, ни чужих.
Вольному – воля, живому – война не война.

Я равнодушен и к самой священной из них.
Адский соблазн – прикоснуться к живому огню.
К вечной невесте подходит красавец-жених.
Смотрит в бессмертную душу, как в зубы коню.

Хватит об этом. О чём говорить под конец
тысячелетия? Ложь на коротких ногах.
Радуйся, дура, жених у тебя красавец!
Авось, не утонет во лжи, как и в русских снегах.

Мимо вокзалов, где женщины спят по-мужски.
Мимо Лубянки – на дикий сибирский простор.
Холодно, леди. Тоска промывает мозги.
Снег на вершинах Кавказских и Ленинских гор.

Я не распался на Владивосток и Ташкент.
Я не остался, Мария, как ты, за бугром.
Вечность не больше, чем этот текущий момент.
Дьявол не больше, чем бес у меня под ребром.

Ты, сверхдержава, не больше меня, и в тебе
есть и другие, идущие следом за мной.
Я выхожу из себя, растворяясь в толпе.
Кладбище света стоит у меня за спиной.

Радуйся, старче, что в прошлом прошедшего нет.
Нет ничего – ни тебя, ни былого, ни дум.
Смутное время не слышит течения лет.
Смутное время течёт, как текло, наобум.

Ты мимоходом проходишь своим чередом.
Вечной весной упоительно капает с крыш.
Жизнь под водой превращается в жизнь подо льдом.
Но подо льдом ты над жизнью и смертью паришь!..

Так далеко я не видел ещё никогда.
Свет неизвестной звезды, отражённой в реке.
Царь одиночества, царство твоё – немота.
Что ты стоишь? Уходи, как пришёл, – налегке.

Мимо Кремлёвской, Берлинской, Китайской стены.
Мимо Германской, Афганской, Чеченской войны.
Мимо Гражданской, заросшей быльём до поры.
Мимо срытой Поклонной горы.

Мимо века иного, с которым почти незнаком.
Мимо праха родного за тёмной стеной на Донском.

***

Не хватает нескольких аскетов
на больших ответственных постах.

Не хватает нескольких поэтов,
у которых вечность на устах.

Не хватает нескольких мгновений,
чтобы задохнуться от любви.

Но весь ужас в том, что русский гений
созидает только на крови.

***

Двери сомкнулись – и сердца не слышно.
Зря ты целуешь стекло под землёй.

Время проходит, а жизнь неподвижна.
Свет, разлетаясь, становится тьмой.

Нет, не железная, нет, не дорога,
нет, не печальные, нет, не глаза.

Тайное слово исходит от Бога –
и возвращается в небеса.

***

Далёкая разноголосица
во тьму ушедших голосов…
Ночами зимними доносится
их долгий безутешный зов.

Какая сила беспричинная
их вызывает ниоткуда?
Дорога белая и длинная
вдруг обрывается, и чудо

не в том, что время не кончается:
всё – прах и тлен, и всё – тщета…
Но тайно по миру скитается
рыдающая пустота.

Во власти тьмы и мракобесия,
как диво дивное белея,
в миру скитается поэзия,
одна, как русская идея.